перевод Владимира Дерксена
Похолодало. Ночами доходит до -20°. Река застыла за три-четыре дня. На льду появились первые рыбаки. Гигантскими бурами они делают отверстия во льду. К концу зимы толщина льда достигнет полуметра, а пока довольно легко сверлить лунки. В основном это пожилые мужчины. Они садятся на свои табуреточки, складные стулья, пеньки и ждут клева с удочкой в руках. Чаще всего попадается окунь. Пойманную рыбу просто кладут на снег рядом с собой и она быстро замерзает.
..Я наблюдал, как эти пожилые мужчины тяжело переваливаясь сгорбившись убирались с места рыбалки на берег с уловом и без. Но какое это умиротворение – несмотря на этот холод и пронизывающий ветер, погружаться в свои мысли в дали от всех забот цивилизации. А еще, быть может, удастся принести домой пару рыбешек.
Чудеснейшим образом я могу возобновить свои продолжительные походы по этим бескрайним ледяным просторам. Если идти по диагонали через место слияния Сылвы и Чусовой, то от берега до берега по прямой будет более десяти километров. В этом месте свистят очень сильные ветра… Учитывая горький опыт, я больше не буду ходить по льду в валенках (это традиционная русская обувь валяная из шерсти, похожая на сапоги). Местами под слоем снега, которого, правда, сейчас почти нет, по льду часто бежит вода. В некоторых местах она по колено. В этом случае небезопасно находиться более двух часов вдали от теплого „пристанища“, так как можно, наступив в воду сквозь слой снега, оказаться в промокших валенках на ногах при температуре -30° или ниже.
В Германии таких проблем, конечно, нет. Но там по-прежнему вынуждают носить маски. От этого в моем воображении рождается совершенно апокалиптическая картина.
Поэтому сейчас мне хочется написать о Германии что-нибудь более жизнерадостное, смешное, что развеселит и развеет в моём воображении эту позорную картину:
Однажды я познакомился с писателем из Пфаффенхофена-на-Ильме. Это был довольно известный автор книг, по крайней мере, лет двадцать назад, лауреат и стипендиат премии Бахмана в Баден-Бадене, где я с ним и познакомился. Городской совет Пфаффенхофена. Этот автор гостил у меня в Баден-Бадене и, приехав ко мне домой, достаточно быстро накачал себя алкоголем и другими веществами, затрудняющими или даже запрещающими вождение автомобиля, например. Я рассказывал писателю о России, о том, каково там живётся, о людях, о той культуре, в которую я там погрузился. И, штуки ради, я сказал ему, что рассказываю русским о чудесном баварском короле Людвиге. О том, что он был большой эстет, что был помешан на технологиях, продвигал Рихарда Вагнера, строил Нойшванштайн, не участвовал в войнах и, возможно, даже был геем. И, как я сказал Копецки, фанат техники король Людвиг, владел первой в мире каретой с резиновыми колесами. Он восседал в этой карете, совершая экскурсии при луне, практически бесшумно проезжая ночью по верхнебаварским предгорьям Альп. И впереди кареты не было никаких шумно цокающих копытами лошадей. Нет! Карету тянули 130 крепких баварских крестьян. Босиком. У каждого из них в заднем проходе была морковка, от которой тянулась миленькая серебряная цепочка и была прикреплена к карете… Тогда Копецки страшно рассердился на то, что я так унижаю свою баварскую родину, и тем-более на то, что с технической точки зрения это полная ерунда, поскольку такое устройство не сработает никогда. Ни одна морковка не сможет этого выдержать. Я с ним не согласился. Между нами возник технический спор. Ситуация накалялась. Мы поспорили на 50-€, что мне удастся удержать на морковке два килограмма, не повредив ее. Если морковь не выдержит, я должен буду заплатить ему. Я прикрепил к морковке сантехнический хомут, а потом, к сокрушительному позору моего соперника, повесил на морковку пятикилограммовую гирю. Она бы выдержала и десять килограммов. Увидев это, писатель достал из кошелька полтинник, ругая себя последними словами, скомкал его и бросил к моим ногам. Потом лег и сразу уснул.
А сейчас я живу в России. До сих пор не могу сказать ни одного матерного слова по-русски. И смешны ли такие истории здесь, не могу сказать. Думаю, скорее нет.